Спираль есть фигура прогрессивная. Развитие общества идет по спирали, и рано или поздно весь мир придет к победе коммунизма. Но мы придём раньше других. По крайней мере, так учили в школе значительную часть населения России.
Но спираль сыграла извечную шутку, перебросила нас на другую сторону витка, и вот мы опять попали в капитализм. Этот капитализм не чета прежнему, дореволюционному: радио, телевидение, компьютеры и прочая аппаратура преобразили его почти до неузнаваемости. Да и некому узнавать. Поколения, помнящие Николая Александровича Романова и Вторую Отечественную войну, давно ушли. Уходят и поколения, помнящие Третью (Великую) Отечественную войну, Иосифа Виссарионовича и дорогого Леонида Ильича. А поколения сиюминутные, пришедшие на смену, заняты делом. Кто каким.
Но у родителей и прочих предков осталось чувство, будто их обманули. А это нехорошо. Не то нехорошо, что обманули вообще. Нехорошо, что обманули в школе. Уж если школе не верить, тогда кому? Ведь и таблицу умножения, и правила орфографии, и географию с той самой историей учат в школе. Вдруг и географии нас учили неправильно?
Правильно. Для того участка спирали. Но ведь спираль спирали рознь. Одно дело штопор, другое – граммофонная пластинка, где звук записан на дорожке, спиралью сходящейся от края к центру диска. В первом случае спираль вертикальна (возьмем случаи традиционного использования инструмента), во втором – горизонтальна.
Кстати, у грампластинок (по крайней мере, фирмы «Мелодия») есть любопытное свойство: можно услышать звучание соседней дорожки. Проявляется оно преимущественно в начале записи или в паузах, когда за виток до начала песни или симфонии слышится слабый отзвук будущего, которое любители виниловых дисков называют копирэффектом.
Объяснений этому эффекту я знаю много, хороших и разных, но главное в другом: а вдруг можно услышать будущее не музыкальное, а социальное, то, что произойдёт на следующем витке развития? Для этого всего-то и нужно, что дождаться тишины – и прислушаться.
Или просто хорошо знать прошлое, то, что было витком прежде.
Читаю дневники Михаила Пришвина. Запись от шестого января одна тысяча девятьсот тридцать восьмого года (Пришвину шестьдесят пять лет):
«Большевизм остается неизменным, меняется область его нападения: то это были землевладельцы, то купцы, то интеллигенция, то самая партия как враг… Что дальше? Дальше нужно бы с кем-нибудь воевать»
Или вот запись от шестнадцатого марта того же года:
«Враги-вредители. Никогда я не верил в то, что они есть: всегда считал за ссылку на врага тех, кто не хочет и не может что-нибудь делать, или просто если не выходит в силу всей политики, принципиально уничтожающей личность»
И первая, и вторая записи относятся к эпохе, казалось бы, ушедшей безвозвратно. И сам автор считается писателем, старавшимся в коллекторы политики не лезть, а больше писать о природе, охоте, да ещё для детей. Может быть, именно благодаря этому он и был особенно чуток ко всяким проявлениям копирэффекта.
А вот запись от двадцать первого сентября следующего, тридцать девятого года:
«Речь Гитлера в Данциге о бессмысленной войне 1914 года, о поджигателе войны (Англии), об ограниченности целей Германии («Германия не имеет военных целей») и что если Англия начнет и теперь войну (а разве она не начала?), то сколько бы лет эта война ни продолжалась, Германия не капитулирует. Он ещё разрушил сказку о том, будто Гитлер хочет завоевать всю Европу до Урала.
Гитлер говорил, что Польша была… и за 18 дней кончилась, и все потому, что в ней не было демократии»
Мдя…
Но более всего меня напугали следующие строки:
«Вклинился вопрос, как заноза в тело, и ничего другого не впускает в душу: быть войне из-за Чехии, или помирятся все, чехи с утратой, демократы с Гитлером. То или другое, но мы опять помчались к нищете, и скоро опять единственной работой души у обывателя будут поиски средств существования. Это чувствуют все, и все чем-нибудь запасаются. А я, когда делается плохо, начинаю заниматься фотографией».
Напугали меня не Чехия и Гитлер, в конце концов, другое время – другие страны. Иное страшно: как-то так вышло, что в этом году я купил парочку фотоаппаратов и теперь редко выхожу на улицу без одного, а то и обоих.
И фотограф я плохой, и фотоаппараты простенькие, эконом-класса, и фотографировать особенно нечего, разве бомбардировщики в небе Воронежа или птичек на ветках.
Нет фотографической фантазии. Но почему такое совпадение с тридцать восьмым годом – с фотографией? Не означает ли оно, что и остальное совпадёт тоже?
Невольно откладываешь книгу. Кому хочется читать обстоятельства собственной гибели, зная, что это не фантастика, а копирэффект?
Хочется бодрости, радости, веселья. Но не из традиционного источника – бутылки, да и без прозака обойтись желательно.
Где взять?
А хоть у того же Пришвина. Сама его биография вселяет оптимизм. Прожил восемьдесят лет, пережив двух императоров и двух советских вождей, всю жизнь занимался любимыми делами – литературой, фотографией, охотой, автомобилями. Писал так, что читают и сегодня. Чем не позитив?
Да и в далеком тридцать восьмом его волновали не только политические события. Для детского издания написал он рассказ «Утёнок-стахановец», а Крупская (да-да, вдова Ленина) рассказ раздраконила. Ну и что? Переделал название на «Изобретатель», всего и трудов. И с фотоаппаратом ему повезло: он получил его из Германии, как бы в дар от немецкого журнала. «Лейку» с тремя сменными объективами. Другого бы сразу в шпионы записали, а Пришвину ничего, сошло. Не говоря уже о самих дневниках: в те времена многие даже думать боялись о том, о чём писал Пришвин, а он не только записывал, но и хранил (хотя письма Бухарина и сжёг, получив повестку явиться Куда Надо).
Страхи страхами, а жить нужно полнокровно – вот что я вычитал в дневниках. И стал подумывать, не прикупить ли парочку объективов – блинчик и портретник. Побаловать себя. А то ведь всякое может случиться: буду гулять, а рядом высадятся инопланетянин. Тут-то я не растеряюсь и войду в историю, как человек, запечатлевший Первый Контакт в высоком качестве (в отличие от смартфонщиков). Инопланетянин же, видя мои усердие и расторопность, наделит меня даром не только слышать следующую дорожку, но и видеть её.
Вот только дар это, или проклятие?