Жабий яд, неудачный опыт хождения в бизнес и сомнение относительно инновационных перспектив университетской науки

В приближении нереста серых жаб стал я вспоминать, как начинал изучать их популяционную экологию. Нынешний год будет уже четырнадцатым годом, когда мы с моими коллегами будем метить жаб в нашей любимой популяции… Знаете, я подумал, что история о том, как я занялся жабами, может оказаться поучительной для кого-то из потенциальных читателей. Если не возражаете, погружусь в воспоминания.

…Это было летом 1991 года, на излёте Советского Союза. Я закончил биофак, распределился преподавателем на кафедру, которую закончил, и улетел в Илийскую пустыню в Казахстан, даже не оставшись на вручение диплома. В это время один из высокопоставленных правительственных чиновников передал нашему университету заграничный запрос на разработку технологии получения яда жаб. В моё отсутствие заказ передали одному моему коллеге-орнитологу, а когда я вернулся, к работе подключили и меня. Мы обработали доступную тогда литературу, получили служебную (!) машину и отправились на ловлю.

Жаб наловили немного, яда получили совсем мало, зато чему-то научились. Отчитались перед заказчиком… а тот уже утратил интерес к этой теме. Нам с коллегой стало обидно бросать начатое дело, и мы решили продолжать его на свой страх и риск.

Жабий яд — интересное сырьё. Его основа — стероидные токсины, буфадиенолиды. В яде каждого вида жаб — свои наборы буфадиенолидов, которые к тому же могут связываться в сложные соединения с другими молекулами. Буфадиенолиды активируют натрий-калиевый насос в мембране клеток и влияют на работу возбудимых тканей. А ещё в яде есть психоактивные амины буфотенины и ещё немало интересного. Сфера применения яда — производство сердечных стимуляторов, противоопухолевых препаратов, средств повышения потенции, восстанавливающих и «омолаживающих» кожу мазей.

Производят яд крупные надлопаточные железы жаб (их ещё называют паротидами). Хищник, кусающий жабу, надавит на железу зубами и выдавит из неё яд. Сжимая железы, жаб можно доить. Полученный СНЖЖ (секрет надлопаточных желез жаб) — ценное фармакологическое сырьё.

В 1991 году по угасающему Советскому Союзу распространилась коммерческая лихорадка. Множество людей торговало ядами животных и ценными металлами. Только из Харькова в Среднюю Азию и Закавказье за гюрзами и эфами для нелегальных скупщиков моталось не меньше десятка человек. Этих людей не останавливала даже угроза смертной казни, которую якобы ввели тогда в Азербайджане за незаконную ловлю гюрз.

Я тоже подрабатывал как ловец, но специализировался на неядовитых гадах, которые были интересны западным террариумистам. Мне и тогда было стыдно, что я ловил диких животных, а сейчас я понимаю, что эти действия были глубоко аморальными. Впрочем, речь не о том…

За гюрзами и эфами я ездил один раз, весной 1991. В ту поездку, под Иолотанью в Туркмении, мне повезло наблюдать в поле одного из серьёзнейших лидеров ядового бизнеса в масштабах всей советской империи. Это был старец на восьмом десятке, автор множества книг и научных работ, академик одной из национальных академий. Он ездил на бронированной армейской машине, в сопровождении команды с автоматами Калашникова. На научных конференциях академик хвастался, что посторонние ловцы, приезжающие на «его» территории, все, как один, гибнут «от укусов змей». Кстати, со временем созданная этим академиком структура проиграла иным, более агрессивным и менее предсказуемым командам.

Среди опасностей, которым подвергались ловцы, змеи были далеко не на первом месте. А вот люди были по-настоящему опасны. Опасны были конкуренты. Опасна была милиция, которая в глуши не ограничивала себя никакими рамками. Опасны были бандиты. А ещё говорили, что в некоторые районы соваться нельзя, потому что они принадлежали рабовладельческим хозяйствам. Попавшие туда люди превращались в рабов, практически лишённых шансов вернуться домой живыми.

Кстати, когда я слышу, что Ельцин, Кравчук и Шушкевич похоронили в Беловежской пуще процветающую страну, семью дружных народов, где простой человек чувствовал себя защищённым, с моими собственными воспоминаниями 1990-1991 годов это почему-то не стыкуется.

Бизнес на яде змей мне не понравился, и я отказался от участия в нём. Мой напарник по поездке в Иолотань съездил туда ещё раз, потерял свой улов, попал в долги, поехал опять, чтоб отыграться, и больше не вернулся. Тем не менее и опыт, и знакомства я получил и решил использовать их при организации производства яда жаб.

Ловцы, которые рисковали своими головами в поле, зарабатывали сущую ерунду. Обогащались посредники, но тоже не все; некоторые попадали в убытки и долги. Перепродажа ядов странно переплеталась с перепродажей металлов. Одна из ярчайших историй на этом рынке была связана с «красной ртутью». Статья Википедии неплохо рассказывает об этом несуществующем веществе. Я только не могу согласиться с тем, что «красную ртуть» выдумали журналисты. Я знал человека, который неплохо на ней заработал. С его слов, схема продажи «красной ртути» была такова. На посредника выходил покупатель, разыскивающий это вещество. Потом, якобы независимо, посредник узнавал о законспирированном продавце этого товара. С большим трудом ему удавалось купить пробную партию, которую он перепродавал сторицей. Продавец не соглашался дробить основную партию. Посредник вкладывал всё своё имущество, набирал долгов, покупал, что ему предлагали, оставался с порцией никому не нужного мусора на руках и начинал искать способы не мытьём, так катаньем перепродать его дальше.

Мой знакомый разгадал эту игру, хорошо заработал на одной или двух пробных партиях, а основной объём покупать не стал. И именно он, коммерсант, способный объегорить мошенников, продал наш жабий яд.

Куда — стало ясно много позже. Восточноевропейская фирма, которая сама производила этот продукт для западного заказчика, не справлялась с производством и подкладывала наш яд вместо своего.

С тем компаньоном, с которым мы начинали, я к тому времени расстался. Расставание включало визиты рэкетиров и угрозы членам моей семьи, но через эту полосу удалось пройти без потерь и без поступков, вызывающих угрызения совести. Появились новые компаньоны и новые возможности. Продажи принесли большие по тем временам деньги. Мне удалось настоять на решении делать бизнес не по-бандитски, а культурно. Официально, с получением легального продукта максимально высокого качества, с инвестированием прибыли в развитие технологии.

Конечно, это решение было ошибочным. И я, и мои компаньоны, которые согласились с этим вариантом, сильно проиграли. В тех условиях надо было делать не то, что мы могли сделать хорошо, а то, за что готовы были платить реальные покупатели. Может быть, будь жив самый прозорливый из компаньонов, тот, который продавал яд, мы бы и не совершили такую ошибку. А его убили, по версии следствия (в которую никто не поверил) — почти случайно.

Мы отработали технологию эксплуатации природных популяций жаб, не наносившую им ущерба. Во время нереста несколько машин сборщиков собирало жаб на нересте, доставляло к команде доильщиков и после доведённой до совершенства обработки возвращало их на места нереста. Каждую партию яда анализировали с использованием передовых методов.

Лекарственные средства можно производить на разных уровнях технологии. На первом из них надо взять секретное количество природного сырья, тщательно перемешать с лунным светом лопаточкой из лучевой кости повешенной в полнолуние рыжей девственницы и совершить иные подобные действия. Принимать такие снадобья нужно, преисполнившись ожиданием чуда.

На втором уровне технологии используют природное сырьё, соответствующее определенной фармакологической статье, описывающей требования к его составу. Так, к примеру, делают мази на пчелином яде. Стандартизовать пчелиный яд — намного проще, чем жабий.

Наконец, на третьем уровне в лекарственном средстве используют один или несколько очищенных компонентов природного сырья в их естественной, модифицированной или синтетической форме.

На первом уровне жабий яд используют в Азии (ну и в гомеопатии по всему миру). На третьем уровне его токсины применяют в Западной Европе. Сложности возникают со вторым уровнем, базовым для нашей фармации. Состав этого сырья слишком изменчив! Однако мы научились его анализировать и разделять.

Стероидные токсины яда жаб разделяют высокоэффективной жидкостной хроматографией. Смесь веществ прокачивают под высоким давлением через колонку с селективно взаимодействующим с исследуемыми веществами наполнителем. В то время лучшие лаборатории мира для анализа яда жаб использовали двумерную хроматографию. Каждую порцию вещества, вымытую из колонки, по отдельности разгоняли на среде с иными свойствами. Нашему научному коллективу удалось разработать среду с наночастицами, на которой полная картина токсинов получалась за один прогон. Мы усовершенствовали технологию так, что для анализа нам нужна была лишь небольшая часть яда одной особи.

Мы обнаружили, что состав яда был индивидуальным у каждой жабы! Серьёзные отличия были найдены для разных полов и для жаб из разных (даже близкорасположенных) локальных популяций. Мы предложили покупателям и высококачественное сырьё, и его отдельные компоненты.

И что? Мы претерпели полную неудачу. Мы старались действовать по правилам. Я даже подавал наш бизнес-план на конкурс посольства Франции, выиграл бесплатное обучение и возможность работы с замечательным бизнес-консультантом. Увы, то, чему нас учили французы, было малоприменимо в наших реалиях. Они учили, как вести бизнес в тепличной среде государства, помогающего предпринимателям. К моей идее привезти представителей мафии, которые поделятся опытом работы в состоянии войны со всеми официальными структурами, французы почему-то не прислушались.

Предприятие мы зарегистрировали после того, как заключили договор о намерениях с одной крупной фармфирмой из Юго-Восточной Азии. Эта фирма открыла у нас представительство, зарегистрировала ряд своих препаратов (один — из жабьего яда) и планировала организовать их производство на месте. Мы были полны надежд, когда активность наших заказчиков замерла. После некоторой паузы они убрались из страны, передав нам свои извинения. По их словам, они были готовы платить взятки один раз, открывая бизнес и регистрируя препараты. Но выяснилось, что, по представлениям наших чиновников, они должны платить всё время. Руководству международной фирмы это показалось неприемлемым, и оно свернуло весь проект.

Были у нас и многообещающие переговоры с одним из мировых лидеров — западноевропейской фирмой, название которой у всех на слуху. Нам предложили организовать производство с гарантированным, достаточно большим объёмом. Когда мы поняли, что готовы это делать, наши партнёры отказались от сотрудничества. Под разработку лекарства они покупали сырьё на одной из бирж в Москве. После серии небольших покупок они купили крупную партию фальсификата. Сделка была застрахована. Рекомендованная биржей страховая компания объяснила, что страховка неправильно оформлена, и ничего не заплатила. Руководство фирмы решило, что дел с постсоветским пространством они иметь не будут и организуют производство на собственной ферме: дороже, но надёжнее.

Обиднее всего было, когда нам удалось через короткое личное знакомство выйти на хозяина фирмы в США, который использовал продукт, аналогичный нашему. Этот достойный человек похвалил наш яд, отметил его невысокую цену и исключительное качество. Однако, по его словам, цена сырья составляла лишь небольшую часть стоимости его продукта, и существенно удешевить производство, перейдя на наше сырьё, он не мог. Зато имиджевые потери, связанные с тем, что он использовал бы сырьё из постчернобыльской Украины, могли, по его словам, зачеркнуть весь его бизнес.

Начиная с какого-то момента я прекратил прилагать какие бы то ни было усилия по производству и продвижению яда жаб. Я защитил диссертацию по популяционному разнообразию жаб, в которой использовал и наши ядовые разработки, и переключился на вопросы, представляющие научный, а не коммерческий интерес.

Пока мы продавали наш товар нелегально, он был кому-то нужен, за него платили деньги. Попытка продавать его официально, с хорошей научной поддержкой, оказалась неадекватной реалиям нашей страны и той роли, которая отводилась ей в международном бизнесе. И это не происки наших врагов, это естественная реакция на характер действий существенной части наших предпринимателей (по крайней мере, в 90-е).

Ну и несколько слов об ином. Сейчас наше руководство упрекает университетскую науку в том, что та сама виновата в своем безденежье. Кто нам мешает производить интеллектуальный продукт, за который бизнес (хоть отечественный, хоть иностранный) будет с охотой платить настоящие деньги? Только наша лень, ничего более!

Так нам говорят.

Что будем искать? Например,ChatGPT

Мы в социальных сетях