Не так и давно, во время оно, лучшим показателем качества работы некоторых органов считался высокий уровень признаний обвиняемых. Или даже подозреваемых. Так и говорили: признание есть царица доказательств. А что она, царица, доказывает, кому доказывает и зачем – детали. Потому – царица. Признался, подписал в указанном месте бумажку – и делу венец. Если подписался собственною рукой (никто не сравнивал статистику одноруких инвалидов, каких больше, без левой руки, без правой?). После акта подписи запросто становишься шпионом враждебного Мордора, врачом-отравителем (или растлителем, неважно). И то, и другое, и, если понадобится, третье признаешь, скрепишь подписью, а там — не обессудь. Держись, выживай и жди лучших времён.
Обыкновенно фразу о царице доказательств приписывают Андрею Януарьевичу Вышинскому, хотя тот говорил как раз противное. Передаю своими словами, уснащая факты домыслами (подражая самому Андрею Януарьевичу), но всяк волен поработать с первоисточником. Итак: какая царица, у нас и с царями, и с царицами покончено давно, а это всё римляне придумали, «Regina probationum», в стародавние времена, когда в империи деление людей на классы не только не отрицалось, а составляло её, империи, фундамент.
Другое дело сегодня. Как можно основывать процесс на признании обвиняемого? А вдруг он распризнается? А вдруг признается, да не в том? Скажет, к примеру, что я, прокурор СССР – его первый сообщник по растлению малолетних школьниц? А вдруг вообще ни в чём не признается, а умрёт в процессе получения признания? В общем, признание признанием, а главным для успешного процесса Андрей Януарьевич считал исполнение воли начальства. По сравнению с волею начальства всякая царица – плюнуть и растереть. Если воля начальства потребует признаний, должны быть получены признания. Если воля начальства потребует доказательств, должны быть получены доказательства. Если же воля начальства потребует честного и непредвзятого суда, будет проведён честный и непредвзятый суд. Потому сейчас и разнобой такой: одни считают Вышинского палачом, другие – личностью, сумевшей сохранить прокурорскую мантию незапятнанной (вот странно, врачебный халат белый, дабы каждое пятнышко всякому издалека видно было, а прокурорская мантия, мягко говоря, не белая), третьи же, и таких большинство, знать не знают никакого Вышинского. И правильно делают.
Но одно в работах Андрея Януарьевича всё же стоит принять к сведению: ещё в далеком тридцать седьмом он заявлял, что «условия судебной деятельности ставят судью перед необходимостью решать вопрос с точки зрения установления максимальной вероятности тех или иных факторов, подлежащих оценке».
То есть искать полную, абсолютную истину – штука бесперспективная. Как исчислять «Пи» до последнего знака. Нужно устанавливать вероятность события, максимально приближенную к текущим обстоятельствам, поскольку и происшествие, и следствие, и приговор суть события вероятностные.
Распознать текущие обстоятельства – вот задача всякого гражданина. Решению этой задачи не грех и всю жизнь посвятить. От первого дыхания до последнего. А то будешь вроде того дурака, что на похоронах каркает «таскать вам, не перетаскать». Они, те, кто хоронят, может, с дураком и согласны, да не принято же так… вслух. Вот и выражают негодование в общественно укоренившейся форме.
Считать вероятность приходится ежедневно. Будет дождь или вёдро? Встречу в подъезде бандита или обыкновенного обывателя? Куплю колбасу детскую или колбасу свиную? И ведь всякое решение может повлиять на здоровье, более того, на самую жизнь. А если явление крупное, планетарного масштаба? К примеру, Челябинское диво. Случись оно аккурат после того, как был сбит корейский авиалайнер (напомню, произошло то событие первого сентября одна тысяча девятьсот восемьдесят третьего года), вероятность того, что я бы сейчас пил чай, существенно понизилась. Не нравится восемьдесят третий год? Тогда возьмём Карибский кризис, тоже дата на поверхности. Там кризис, тут над Челябинском бабахнуло, и пошло-поехало. А сколько их там на глубине плавает, случаев и совпадений…
Потому встает вопрос: кто, собственно, определяет эту самую вероятность? Эксперт кто?
Не так давно всякие фантастические рассказы, написанные в жанре мокьюментари, то есть прикидывающиеся документальными, принято было заканчивать так: фотоплёнка и киноплёнка засветились, магнитофонная лента размагнитилась, хотите — верьте, хотите — нет. То есть подразумевалось, что фотография или киносъёмка вкупе с аудиодорожкой есть неопровержимое доказательство существования снежного человека, призрака царевича Иоанна (убитого папенькой Грозным) или же моей личной встречи с Демьяном Бедным в коридорах времени. Впрочем, уже к середине прошлого века вера в это пошла на убыль: тут и гитлеровские листовки, на которых знатные люди Страны советов призывают сдаться в немецкий плен, где много каши, водки и тёплой одёжки. Понятно, подделка. Или фильмы фантастические, из которых особенно запомнился «Миллион лет до нашей эры»: и динозавры, и землетрясения, и просто люди-дикари. Правда, динозавры двигались как-то кукольно, но вдруг им так и положено? Ну, а появление «Парка юрского периода» и «Терминатора-2» свело роль аудиовидеосъёмки до уровня показаний свидетеля. Даже ниже. Какой уважающий себя свидетель скажет, что подозреваемый разлетелся на кусочки, а потом опять слетелся?
Поэтому можно, конечно, поработать с программами и показать читателю картинку «Я и хан Чингиз планируем раздел Польши», а можно этого и не делать. Писатель должен словами убеждать, а не фотодокументами. Да и без иллюстраций книжку проще издать.
А раз так, ставь видеорегистраторы, не ставь, дела о дорожно-транспортном происшествии этим не решишь. Это поначалу полиция растерялась, считая видеозапись царицей доказательств, но сейчас быстро приходит в норму. При чём тут видеорегистратор? Да мало ли какую запись умелый человек подсунет? Заранее приготовит и подсунет! Нет, дела решаются совсем иначе. В том числе и по старинке: замером тормозного пути, опросом свидетелей, проверкой алкоголя в крови участников дорожно-транспортного происшествия. А видеодокументы… Их нужно подтвердить экспертизой. А там – и повторной экспертизой, а понадобится — и третьей. Нет, если столкновение произошло в одинаковой категории, обывателя А с обывателем Б, регистратор не помешает, а вот если обыватель В столкнулся с министром Г, тут я сомневаюсь. Вряд ли.
И дело не обязательно в злонамеренности экспертов. Просто критерии экспертизы таковы, что поддельными можно объявить и кадры, запечатлевшие речь Сталина на октябрьском сорок первого года военном параде, и папаницев на льдине, и Ленина на маленькой деревянной трибуне… Куда не приглядись, огромное поле для экспертизы.
И, как в фантастических рассказах, подлинники документов имеют обыкновение куда-то исчезать.
И потому кадры с вашего регистратора помогут так же, как и доводы, что ваша прабабушка никак не может быть членом террористической группы, готовящей покушение на товарища Свердлова в одна тысяча тридцать пятом году только на том основании, что товарищ Свердлов к тому времени был давно мёртв, а бабушка жила в деревне Бабяково, где всего оружия осталась рогатка на резиновом ходу. Мёртв – это к делу не относится. Как и ваш видеорегистратор. Может, вы его специально установили, для тайной съёмки маршрута видных и ответственных работников с целью подготовки теракта?
И регистратор, и магнитофон, и фотоаппарат есть личное дело личного человека. И не более того. Тот же личный человек, рассматривая и отбирая нужные фотографии, ненужные отправляет в топку – лишнее, пустяки, нехарактерно, ерунда, – выполняя, собственно, ту же работу, что и Андрей Януарьевич Вышинский. Объективной реальности внутри нашего черепа не существует в принципе, а вне его — и подавно. Кто верит в улучшения к восемнадцатому году во всех областях общественной жизни? Верите? А сколько вас, верящих? Пять процентов?
Мы же, остальные девяносто пять, только и способны, что из всех возможностей выбрать максимально вероятную в данной реальности. Не такое уж и простое дело, честно говоря. Не всякому по плечу.
И поэтому не исключаю, что данная реальность, та, что развёртывается в этот момент, в следующий будет отправлена в шредер. Или, по старинке, – в камин. Сожжена и кочергою размешана. На всякий случай.
И потому тороплюсь допить стакан чаю. Вдруг и последний?