Поиск объекта ненависти для литератора советского времени был прост: открой газету, да выбирай. Тут тебе и капитализм в целом, и его наймиты в лице итальянского, германского, японского фашизма, милитаризма и просто негодяйства.
Но требовалось блюсти классовый подход: всякие графы, бароны, крупная и средняя буржуазия, духовенство, генералитет вкупе со старшим офицерством – враги безусловные. Негры, малайцы и прочие угнетённые нации, неквалифицированный рабочий класс, а пуще безработные – те целиком за нас. И, ради интриги, допускались колебания среди мелких буржуа, младшего офицерства и рядового состава вражеских армий, квалифицированных рабочих-мастеров, а также научной и творческой интеллигенции.
Какой-нибудь добрый, но политически неграмотный профессор работал над вечной лампочкой, способной освещать лачуги трудового народа за счет всемирного тяготения. Милитаристы же захотели приспособить эту лампочку для своих подлых нужд, закачивая в колбу газ капитализма, дающий в сочетании с изобретением профессора свет, возбуждающий у трудящихся самые низменные инстинкты. Послушание, чтобы не бастовали. Ксенофобию, чтобы стравливать между собой рабочих из разных штатов или земель. Тягу к спиртному, чтобы взамен качественных, нужных и полезных товаров сбывать трудящимся яблочный портвейн, шнапс, граппу и прочую алкогольную продукцию подлейшего сорта. Но по весьма дорогой цене. И, наконец, слепую любовь к президенту, фюреру или просто Отцу Нации, сопряженную с готовностью отдать за него и собственную жизнь, и жизнь своих детей.
Профессору открывает глаза сознательный пролетарий, бывший токарь, а ныне пожизненный безработный (потому как занесённый в черный список) Ганс Браун. Потрясенный учёный встаёт перед выбором: завершить свою работу, отдать лампочку в руки правительства, и остаток жизни провести в роскошной вилле на берегу тёплого моря или даже океана, или же вступить в борьбу с безжалостной машиной капитала. Он, понятно, выбирает второе, и с помощью Ганса Брауна и его друзей делает усовершенствование, дающее газу капитала совершенно обратный эффект: рабочие поголовно становятся трезвенниками, затевают всеобщую забастовку и вышвыривают милитаристское правительство на заполярные территории (или в заполярные территории, как правильнее) рубить среди вечной мерзлоты уголь и тем греться и кормиться (справедливое рабочее правительство покупает уголь по справедливой же фиксированной цене).
Напрасно искать этот роман на полках книгохранилищ, его я придумал прямо сейчас, буквально за пять минут, а впрочем… впрочем, возможно я и читал его в детстве, а сейчас выдаю за свой, будучи искренне уверен в авторстве. Шутки памяти, понимаешь…
Одно лишь препятствие стояло на пути писателя романов подобного вида: длительность процесса. Сам-то роман можно навалять быстро, буквально за три-четыре недели, но рассмотрение, если повезет – утверждение, и, если уж совсем повезет, издание занимало порой годы. А за годы политика менялась, и гитлеровская, к примеру, Германия из очага коричневой чумы становилась союзником в борьбе против атлантического капитализма. Срочно писались романы соответствующего толка, а прежние, где гитлеровцы были плохишами, изымались из библиотек и пускались под нож. Но тут опять поворот винта, и авторы, не успевшие отослать романы о том, как под совместными атаками советско-германских войск пали Лондон и Нью-Йорк, радовались и топили печку рукописями, которые очень даже горят, а торопыгам оставалось надеяться, что в редакциях, их не успели прочесть. А ведь интересно было бы сегодня почитать повесть о том, как Ворошилов с Кейтелем планируют штурм Лондона!
Хотя такого романа, очень может быть, и не создали, разве в набросках только. Писатель к тому времени стал пуганый и битый, порой буквально. Знал, что фантазию держать нужно на коротком поводке, в наморднике и строгом ошейнике. И потому без приказа, желательно письменного, сочинять несуществующее не спешил. Судьбу Льва Овалова, отца майора Пронина, повторять никому не хотелось.
Но если враг внешний то и дело менялся, враг внутренний оставался неколебим. Главная его черта, неприятие государства в целом и его вождей в частности, присутствовала и в одна тысяча двадцатом году, и в две тысячи пятнадцатом. Нет, и тут были вариации: сначала это были враги классовые, с капиталистическими, а то и феодальными корнями, помещики, заводчики, белогвардейцы. Потом – фашистские пособники. Потом уже – либералы, поклонники кока-колы и рок-н-ролла, готовые за брюки-дудочки продать первый секрет родного завода пивобезалкогольных напитков, за сингл Пресли – второй секрет того же завода, и так далее. Но они одинаково не любили наш народ, через уродливое увеличительное стекло выискивая отдельные недостатки, а не найдя их, просто сочиняли. Прозрачных червячков, плавающих в собственных глазах, они принимали за подлинных жителей страны.
И прежестоко ошибались.
Отпор им давали, дают и будут давать патриоты. На всех фронтах. В том числе и на литературных. Сегодня не важно, капиталист ты, чиновник, или люмпен, сегодня важно свой ты, или чужой. И если в реальной действительности государства Европы и Северной Америки пока кое в чем превосходят нашу страну, то это не отметает факта, что они обречены. Нужно лишь нейтрализовать внутреннего врага, извести всех белых ворон, и уже потом ударить со всей мощью единства по врагам внешним. Рыхлым, бессильным, погрязшим в извращениях не нашей демократии.
Вот только как его распознать, внутреннего врага? По национальности? Не всегда срабатывает. По делам? Да какие у этих хомячков дела, валяются на диване, исходя ядовитой слюной, на большее ни ума, ни сил у них нет.
Что делать, если белые вороны либо вымерли, либо улетели туда, куда запросто не дотянешься? Не запросто, с применением разного рода спецсредств, от ледоруба до полония, дотянешься, но это прерогатива особого ведомства, а что делать патриоту народному, из простых?
Можно исправить историю – нырнуть в прошлое и указать товарищу Сталину на будущих предателей в лице Хрущёва, Горбачёва и примкнувшего к ним Яковлева (тут главное не спутать перестройщика с авиаконструктором). Можно нырнуть ещё глубже, к Ивану Васильевичу, и путем субповерхностного гипноза внушить государю, что опричнину разгонять не только не след, а, напротив, нужно укрепить её, поставив во главу себя, любимого, а уж я не выдам – придумаю и фузейную тачанку, и автомат Калашникова (тут опять главное не спутать с ненавистным купцом). Можно отправиться в Древний Египет и утопить младенца Моисея прямо в камышах, не вынимая из корзины. Пресечь, так сказать, в зародыше.
Ну, а сейчас, что делать сейчас? Фер-то ке?
Если белые вороны никак не попадаются на глаза, можно взять ворону серую и обсыпать её мелом. А можно и на мел не тратиться, а просто объявить: так, мол, и так, эта ворона на самом деле белая, а то, что выглядит серой, то это она маскируется, тем самым усугубляя свою бесспорную вину.
Ведь главное – не извести конкретную ворону. Главное – создать атмосферу единства. А ничто не укрепляет единство так, как поиск и примерное наказание врага.