Первая половина девятнадцатого века к бюджетнику была неприветлива. Служба кормила скудно, одевала бедно, приходилось выгадывать каждую копейку. Хорошо в присутствии: сидишь, а время идёт. Но что делать потом, в часы, от службы свободные? А таких часов было немало. В столице, положим, концы большие, покуда до службы дойдёшь, час, покуда со службы придёшь, ещё час. Моцион, обзор архитектурных достопримечательностей, наблюдения за житейским водоворотом. Если погода хорошая. В дождь или вьюгу – воспитание характера.
Бюджетник же губернского города, а пуще уездного, на службу добирался куда быстрее. Хотя отсутствие тротуаров придавало пути определённый шарм.
Хорошо, пришел бюджетник на квартиру, а чаще в комнатушку – и что делать дальше? Чернышевского читать? Но книги и журналы для одинокого бюджетника до титулярного советника включительно были роскошью неподъёмной, не говоря уже о том, что в первой половине девятнадцатого века Чернышевский и не помышлял о написании романа. Поесть? Опять же скудость средств. Выпить? Смотри выше. Пойти в гости к такому же бюджетнику и провести вечер за картами, играя по грошику, а то и просто на щелбаны? Летом можно, летом вечера светлые, а зимой? Свеча денег стоит. Театр? Общедоступный художественный театр открылся в тысяча восемьсот девяносто восьмом году, и, честно говоря, общедоступным он пробыл недолго. Нет, можно завести копилку, откладывать по пятачку и раз или два за сезон сходить, но дней-то в году не один и не два. Вот и шёл бюджетник поутру на службу с облегчением: и при деле, и в тепле.
Вероятно, скудость жалования бюджетника проистекала и проистекает не только из бедственного положения казны, но и из мудрости руководства: чтобы служба стала единственной целью существования. Служи хорошо, служи прилежно, и из коллежского секретаря непременно дорастёшь до титулярного советника, а там, как знать, и до советника надворного. А надворный советник – это уже солидно. За надворного советника любой купец готов дочь отдать. С приданым. Без приданого, пожалуй, и за титулярного отдаст, но что за жизнь без приданого? Тех же щей, да пожиже влей. С приданым же – как с Емелиной щукой. Вдруг дадут за невестой дом? Лавку? Или капитал тысяч в двадцать, а то и в пятьдесят? Для надворного советника ничего невозможного нет. И уже на службу станет ездить на извозчике, особенно в плохую погоду. И дома будет ждать обед из трёх, а то и четырёх блюд. И подчиненные наперебой начнут приглашать его на крестины, именины и просто посидеть в хорошей компании, разумеется, за счёт приглашающих.
А ещё в приданое могли входить книги, если невеста была натурой развитой и романтической. Томик господина Загоскина. Другой – Лажечникова. Карамзин, Крылов, Жуковский, быть может, даже Пушкин.
И пристрастился мой надворный советник к чтению. Нет, он не запойный читатель, меру знает. Полчасика сегодня, полчасика завтра, а послезавтра пойдет на именины к шурину и пропустит чтение. Но привычка выработалась. Прочитал Загоскина – взялся за Лажечникова. Прочитал Лажечникова – взялся за Карамзина. Потом опять Загоскин, опять Лажечников – книг-то мало. Стихи же читает без очереди, по настроению. То Жуковский, то Пушкин. Хвалят Бенедиктова, но у надворного советника вкус устоялся, за модой не гонится.
В среднем за вечер прочитывает он страничек пять или десять. Не потому, что не способен быстро читать, а потому, что читает со вкусом. Для удовольствия.
Иногда, чаще от родственников жены, попадают к нему в руки журналы. Он их штудирует от корки до корки, но всегда с облегчением и радостью возвращается к Загоскину, Лажечникову и Карамзину. Эти трое стали для него близкими приятелями, почти друзьями. Он знает их мельчайшие привычки, способен предугадывать слова и поступки, но что с того? Разве это дурно? Напротив! Имея троих друзей, нужно ли заводить новых? Он не торопится. Поэтов же надворный советник считает пророками, и новых пророков искать не желает тем более.
Что видим мы в сухом остатке? Что человеку средних лет для удовлетворения культурных запросов вполне довольно двадцати килобайтов (я не решаюсь использовать нулевую флексию) в день, которые и производил тонкий слой писателей, поэтов и композиторов. Откуда взялись композиторы? Дочь надворного советника с младых лет играет на фортепиано, приходится тратиться на ноты; впрочем, в дочери он души не чает и расходом не тяготится, даже собирается выписать на следующий год «Новое детское чтение».
Сегодня я планирую посмотреть старый, почти вековой давности фильм «Nosferatu, eine Symphonie des Grauens». Сорок гигабайт. И почитаю перед сном новый триллер Ли Чайлда «Make me». Если затянет, буду читать до утра, менее одного мегабайта. Осилю. Подозреваю, что на удовлетворения моих однодневных культурных запросов уйдет больше информационных песчинок, чем потребил весь Санкт-Петербург за тысяча восемьсот тридцать седьмой год. Если я и преувеличиваю, то исключительно ради наглядности.
А вот попроси завтра меня написать две рецензии, одну по теме носферату, другую – о странствующем рыцаре Джеке Ричере, выйдут они по объему одинаковы. По семи, восьми, много – десяти килобайтов в формате txt. И если попросить написать сочинение тринадцатилетнюю дочку надворного советника по поводу прочитанных «Цыган» нашего замечательного поэта, семьсот стихотворных строк (прочитанных, замечу, тайком от родителей), получим те же десять тысяч буковок, и то, если у девочки кончатся чернила. Хотя она запросто может разбавить их слезами.
Что получается? А получается, что культурный эффект отдельно взятого произведения не зависит от его объёма. Шестнадцать килобайтов пушкинских «Цыган», мегабайт американского триллера и сорок гигабайтов немецкого фильма ужасов равны под обложкой своей. Ценители искусства могут возразить, что Пушкина читают почти три века, и читают миллионы, «Носферату» смотрят девяносто лет, и смотрят малочисленные (во всяком случае, в границах Российской Федерации) эскаписты, пытаясь в ужасах прошлого спрятаться от ужасов настоящего, а Ли Чайлда в тех же границах забудут лет через двадцать, если не через три.
Да. Вернее, возможно. Но дело не в общественной ценности того или иного культурного объекта, не в том, какое место ему присудит комитет по нобелевским, государственным и прочим премиям, включат его в школьную программу или, напротив, изымут из библиотек. Дело в ценности частной, насколько оно важно для надворного советника и его дочки.
Выводы: культурные потребности удовлетворить возможно, когда они есть. Даже прадедовскими методами, при отключенном интернете и наведённых радиопомехах. Перепечатывая тексты на машинке и переписывая от руки.
Вот если их нет, культурных потребностей, тогда дело худо.