В Бразилию я не поехал. Далеко, опасаюсь океанской качки, в самолетах пугают тарифы и террористы, не забыть о тропических болезнях, прыгающих под окнами длиннохвостых ягуаров, плюс фавелы, подобные Гримпенской трясине, где бесследно исчезают не в меру любопытные иностранцы, на лучших проспектах города крадут ноутбуки и читалки, добавлю тропический климат, непривычное движение светил по небосводу, таинственных и грозных существ в подземельях Амазонии, к тайнам которых я неосторожно прикоснулся. А ещё денег мало.
Поэтому я остался дома. И дешевле, и виды изумительные. Включил телевизор, и смотришь футбол высокой чёткости, не вставая с дивана. Нет, смотреть футбол, не вставая с дивана, можно и в Бразилии, но лететь ради этого в другое полушарие кажется мне решением, экономически сомнительным.
И вот смотрю я на экран, смотрю, и начинаю понимать, что футбол во многом отражает суть нашей жизни. Малопредсказуем, жесток, великодушия чуть, и на судью надежда невелика. То явный пенальти не назначит, то назначит явный непенальти, а уж сколько промахов мелких, не всякому заметных… Особенно это понятно при замедленном повторе с трёх, а то и с пяти камер. Ну вот же, вот, всё видно, наступили на ногу в штрафной площади, повалили на землю, ещё раз наступили, неужели судья этого не видит? Или подкуплен?
Не подкуплен, а ограничен в силу чисто биологического происхождения. Две ноги для передвижения, два глаза для наблюдения… Вот если правосудие будет осуществлять кибернетическая система, тогда и придёт долгожданная правда на футбольное поле.
Но в большинстве произведений на тему кибернетической правовой системы (поскольку о конкретно футбольной юстиции пишут мало, беру вопрос целиком) последняя предстает штукой неприятной: невиновного человека осуждают за убийство дюжины или около того человек, в то время как человека, совершившего эти убийства, наказывают штрафом за переход улицы в неположенном месте. Или награждают. Не верит коллективное бессознательное (а писатель – лишь репродуктор этого коллективного бессознательного) в гуманность механического правосудия. И это правильно: какая же может быть гуманность в механизме. Нонсенс. Важнее другое – коллективное бессознательное вовсе не верит в земное правосудие, и вот это уже перегиб. Главное, что под правосудием понимать. По Далю, по Ушакову, по конституции Российской Федерации, по мнению тракториста Ивана…
Вернусь к футболу. В записи или в прямом эфире мы видим то, чего судья не видит. Но можем ли мы быть уверенны, что картинка передаёт объективную реальность? Вдруг некто генерирует реальность суверенную, отвечающую задачам управления той или иной матчевой встречей? Нет уж, пусть лучше судья полагается на свои глаза и держит их открытыми, нежели доверяет механизму, и глаза закрывает патентованной гугль-повязкой. Классическое изображение богини правосудия, в сущности, как раз и посвящено главному противоречию системы: наличию механизма для точного измерения степени вины (весов), и наличию повязки на глазах, чтобы на прибор не смотреть, а слушать, что скажут старшие. Услышит «одиннадцатиметровый штрафной удар» – так тому и быть.
И если судья, совершая ошибку прилюдно, на глазах ста тысяч зрителей и трех миллиардов телезрителей, после матча в ответ на попрёки только пожимает плечами, ошибся, так ошибся, что говорить о судьях, выносящих решение в маленьких залах по делам, о которых достоверно известно двум, трём гражданам, или вовсе никому? Им-то чем руководствоваться? Законом, только законом. Ну, и тем, что скажут старшие.
Старшие – это не всегда «the Great Old Ones», хотя в части случаев подсказка приходит прямо от них. Но когда «the Great Old Ones» заняты, спят или просто временно не существуют, их место занимают старшие рангом пониже, потом ещё ниже и ещё. Вплоть до недотыкомок. В зависимости от масштабов дела. Одно дело судить чемпионат мира по футболу, а другое – чемпионат районных больниц по шахматам, состав команды два человека. Но даже последнее доверяют человеку, а не кибернетической системе. Вероятно, вопрос в результате. Стали в школах во время ЕГЭ включать камеры и прочие системы сканирования, и результат не заставил себя ждать. И результат неблагоприятный. Глупеем! Если бы каждого обязать носить на себе включенный смартфон с фиксацией аудиовидеоданных и представлению их киберсистеме в автоматическом режиме, то и тут, как с ЕГЭ, представление наше об уровне правосознания населения, особенно того, что вверху (то, что внизу, сомнений не вызывает) резко бы изменилось. И опять, боюсь, в нежелательную сторону. Пришлось бы срочно скорректировать понятия (ну, или законы), иначе лишимся управления, а это гораздо хуже жизни по лжи. Павел Иванович Ягужинский говорил «без подданных останешься, Государь», но под ними, похоже, подразумевал имущественно значимый класс, то есть ту же администрацию. В этих видах внедрение электронного судопроизводства будет иметь последствия, сопоставимые с апокалипсисом терминаторов. Может, никакого восстания Скайнета не было, просто в этот день начало действовать киберправосудие по утвержденным сверху правилам: око за око, вор должен сидеть в тюрьме и прочие политнекорректные и неприемлемые в высшем свете установки. Недаром в фильме упоминается Судный День. Нет, нет и нет. Судный День для всех – явление недопустимое. Другое дело суверенный Судный День, когда учитываются заслуги перед Отечеством разных степеней, и, что важнее, трудноформулируемые, быть может, даже не формализуемые отношения, как-то: родство душ, единство взглядов, общность биографий – и не обязательно в прямом смысле, чаще даже не в прямом, а в переносном, и настолько переносном, что и помыслить страшно.
Потому лучше опять вернемся к футболу. Что, если те или иные наказания (свободный удар, штрафной удар, карточка желтая, карточка красная, карточка чёрная) проводить путем опроса телезрителей? Если телезрители могут назначать лучшего певца на «Евровидении», то почему бы не им не назначать пенальти? Даёшь, понимаешь, народовластия, сколько сможешь взять. Важно не погрязнуть в деталях, потому подробный прожект готов представить по первому требованию начальства, сейчас же кратенько. Необходимо делать паузу в пять секунд плюс одну. Пять секунд – это как раз то время, когда порывы души преобладают над мелочной рассудочностью. То есть мнения, поданные в первые пять секунд, отсекаются! А вот шестая секунда – то, что нужно. Шесть секунд – не так и долго. Очень короткая реклама. Пятьдесят раз за матч – всего-то пять минут. Столько уже сегодня добавляют ко второму тайму. При этом мнение зрителей стран, участвующих в игре, не учитывать! Для вящей объективности. А учитывать не более тысячи голосов представителей стран, имеющей сертификат А (сборная входит в топ-десятку), пятисот от представителей стран с сертификатом «Б» (это с одиннадцатого по двадцатое место), и сотни – с сертификатом «С» (двадцать первое – тридцатое). Все остальные страны имеют сертификат «Д» и десять голосов на всех. Придётся подсчитывать менее двух тысяч голосов разом, что для современных технологий сущий пустяк, а если и не пустяк, то нет таких крепостей, с которыми не справляются бюджетные миллиарды. К тому же, в конечном итоге, за всё заплатит зритель, покупая умный телевизор и глядя рекламу во время общенародного судопроизводства.
Нет, конечно, можно и по старинке жить. С существующей системой «закон – дышло». Изредка, в густой туман, блеять из-за кустов, а выпадет случай прогнать волков – пренебречь. И даже встать грудью на их защиту. Ибо считается, что эти волки уже сытые, а перебить их – набегут новые, голодные.
Но я сомневаюсь, что тех ли, этих ли волков можно насытить в принципе. Спустя самое короткое время волчий голод возвращается, и горе нам, овцам, горе!
Может, зря я не поехал в Бразилию? Взял бы потребительский кредит, и сгинул бы вслед за Персивалем Хариссоном Фоссетом…