«Легко в России богатеть, а жить трудно» (Савва Морозов)
3 февраля 1862 года в деревне Зуево Московской губернии в зажиточной старообрядческой семье родился мальчик, которому суждено будет стать во многих отношениях «самым-самым». Самым богатым и самым образованным из русских купцов. Самым скромным из отечественных богатеев. Самым щедрым из меценатов. Прожившим недолгую, но очень насыщенную жизнь, завершившуюся самым загадочным образом…
О Савве Морозове – человеке, чья жизнь по большей части проходила публично, под бдительным вниманием огромного числа людей, мы знаем почти всё. Ход мысли, внутренние мотивы, двигавшие этим человеком, — вот перед чем до сих пор становятся в тупик биографы.
Увертюра. От химии к политэкономии
Образование Савва Тимофеевич получил отменное. После гимназии учился на физико-математическом факультете Московского императорского университета, где с увлечением изучал химию красителей (это понятно: впереди ясно очерченная родителями карьера по мануфактурному делу). После Москвы отправляется в Англию, где ещё три года совершенствует свои познания в химии. В этот период Савва Морозов много времени уделяет знакомству с организацией текстильных производств и глубоко впитывает принципы политэкономии Адама Смита: «Совокупный общественный продукт делится на две основные части: первая — капитал — служит для поддержания и расширения производства (сюда входит и зарплата рабочих), вторая идёт на потребление непроизводительными классами общества (собственниками земли и капитала, государственными служащими, военными, учёными, лицами свободных профессий и т. д.). От соотношения этих двух частей зависит и благосостояние общества: чем больше доля капитала, тем быстрее растёт общественное богатство, и, напротив, чем больше средств уходит на непроизводительное потребление, тем беднее нация». В 1886 году у Саввы Морозова возникает возможность на практике проверить положения политэкономических теорий: он становится техническим директором Никольской мануфактуры — предприятия, основанного отцом.
Главный девиз, которому следовал начинающий «топ-менеджер»: «Чтобы производство было успешно, оно должно строиться по последнему слову техники». «Последним словом техники» Савва Тимофеевич владел в совершенстве. При его личном участии было проведено переоснащение механических мастерских, химического и основного производств (старое, но исправное оборудование он очень задёшево продавал русским мануфактурщикам, ни капельки не опасаясь конкуренции). При красильных цехах он учредил подразделения, призванные постоянно контролировать качество выпускаемой продукции. Современное название их хорошо известно производственникам — ЦЗЛ, центральная заводская лаборатория. Никольская мануфактура стала первым в России предприятием, имеющим собственную электростанцию. Через 4 года, в 1890-м, Морозов создаёт «с нуля» два химических предприятия по выпуску новейших красителей для тканей. Вдобавок он приобретает несколько хлопковых полей в Туркестане, заботясь о создании независимой сырьевой базы для своих предприятий.
Вот как вспоминал своего шефа один из инженеров Никольской мануфактуры: «Возбуждённый, суетливый, он бегал вприпрыжку с этажа на этаж, пробовал прочность пряжи, засовывал руку в самую гущу шестерёнок и вынимал её оттуда невредимой, учил подростков, как надо присучивать оборванную нитку. Он знал здесь каждый винтик, каждое движение рычагов».
Драма жизни. Первый акт
И вот уже Савва Тимофеевич — соучредитель Русского торгово-промышленного банка, член Московского отделения Совета торговли и мануфактур. Он становится выборным Московского биржевого общества. Его избирают председателем Общества содействия улучшению и развитию мануфактурной промышленности. Его награждают орденами Святой Анны 3-й и 2-й степени. За всем этим — авторитет и сила проводить в жизнь свои принципы, которые начинают казаться «коллегам по цеху» всё более и более странными. Судите сами.
Руководствуясь точкой зрения «Как люди живут, так они и работают», Морозов оснащал производственные цеха мощной вентиляцией, максимально увеличивал площади остекления окон (недешёвое дело, очень недешёвое…). В казармах-общежитиях при заводе он внедрил паровое отопление, оборудовал их кухнями, прачечными, ванными комнатами. При своих заводах он открывал поликлиники, где рабочие получали бесплатную медицинскую помощь и лекарства. Работал родильный дом и существовала система выплат работницам по беременности. Неким аналогом корпоративной «пенсионной программы» стал учреждённый им дом престарелых. В распоряжении рабочих имелась отличная библиотека; работали кружки художественной самодеятельности. Что интересно: существовала специальная программа стипендий для оплаты учёбы молодых работников в вузах России и даже за рубежом.
И всё было бы ладно, но никогда за всю жизнь Савва Тимофеевич не стал владельцем такой доли в семейным деле, которая обеспечила бы ему независимость от… собственной матери. После смерти отца Саввы всё дело по наследству перешло к его вдове Марии Фёдоровне, которая, говоря современным языком, стала владелицей, председателем правления и директором акционерного предприятия. За всю свою жизнь Савве Морозову удалось приобрести 985 акций Никольской мануфактуры, в то время как его матери принадлежало 3 165 ценных бумаг. Как говорится, почувствуйте разницу… Надо отдать должное, и после смерти сына Мария Фёдоровна показала себя успешным и хватким предпринимателем. Когда в 1911 году она умерла, принадлежащий ей чистый капитал составил 29 млн 346 тыс. рублей. Это значит, что наследство, доставшееся ей от мужа, она увеличила в пять раз.
Второй акт. По зову сердца
Столь масштабных проявлений благотворительности, как те, о которых вспоминают все биографы Саввы Морозова, не знала ещё Россия. Суммы личных средств, которыми «ворочал» знаменитый меценат, многократно увеличивались воображением завистников, порождая легенды о несметных барышах, ежемесячно притекающих в нескудеющий карман Морозова. Из официальных документов Никольской мануфактуры мы знаем, что жалованье Саввы Морозова за период с 1895 по 1904 года составило 112 тыс. руб. К этому следует прибавить 1 млн премиальных и 1,3 млн дивидендов. Денежные поступления шли ещё от директорской должности в Трёхгорном пивоваренном товариществе, а также от сдачи в аренду принадлежавшей лично ему городской недвижимости и загородных имений, но оценить их сегодня в численном выражении мы не можем за отсутствием документов. Современники не раз отмечали исключительную разборчивость Морозова как мецената. Он ни разу не жертвовал денег в благотворительные фонды, предпочитая лично направлять средства туда, где видел общественную пользу начинания. Из многих профинансированных им «проектов» наиболее известен, разумеется, МХАТ.
На его учреждение в 1898 году Морозов по первой просьбе К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко дал 10 тыс. рублей, а вскоре, когда театру стало совсем туго, на три года принял на себя всё бремя финансирования театра, а также руководство хозяйственной деятельностью. Он полностью перестроил здание, оснастил зал на 1 300 мест. Общая сумма средств, пожертвованных им на этот театр, составляет примерно 500 тыс. рублей.
Помимо благотворительных расходов, увы, существовало ещё два «финансовых потока» (именно — потока, отнюдь не ручейка), которые направлялись Морозовым на цели, угодные не столько ему, сколько двум женщинам, которых он любил.
Ради прихоти и амбиций своей жены Зинаиды Григорьевны он построил фантастический по богатству и роскоши особняк на Спиридоновке (сегодня это Дом приёмов МИД РФ, на фото внизу) названный современниками «московским чудом». Князь С. А. Щербатов вспоминал: «Хозяйка, Зинаида Григорьевна Морозова, женщина большого ума, ловкая, с вкрадчивым выражением чёрных умных глаз на некрасивом, но значительном лице, вся увешанная дивными жемчугами, принимала гостей с поистине королевским величием». А. П. Чехов, знакомство с которым у Саввы Морозова в дружбу так и не переросло, однажды написал: «Зачем, зачем Морозов Савва пускает к себе аристократов? Ведь они наедятся, а потом, выйдя от него, хохочут над ним».
Совсем в другую сторону текли деньги Морозова под влиянием чувств к актрисе театра Станиславского и Немировича-Данченко Марии Андреевой. О, это поистине грустная история искреннего сердечного чувства, превратившего крупнейшего бизнесмена своего времени в источник мощного финансирования деятельности российских социал-демократов во главе с Лениным. Всё объяснялось просто: Мария Андреева жаждала блистать не на театральной сцене, а в политике. «Товарищ Феномен» — так прозвал её Ленин за феноменальную способность «выкачивать» из любовника-буржуя колоссальные деньги на издание газет «Искра», «Новая жизнь» и «Борьба», на закупку шрифтов и печатных машин, на оплату курьеров.
Её наставник по актёрской профессии Станиславский написал ей: «Отношения Саввы Тимофеевича к Вам — исключительные… Это те отношения, ради которых ломают жизнь, приносят себя в жертву… Но знаете ли, до какого святотатства Вы доходите?.. Вы хвастаетесь публично перед посторонними тем, что мучительно ревнующая Вас Зинаида Григорьевна ищет Вашего влияния над мужем. Вы ради актёрского тщеславия рассказываете направо и налево о том, что Савва Тимофеевич, по Вашему настоянию, вносит целый капитал… ради спасения кого-то….
Я люблю ваши ум и взгляды и совсем не люблю вас актёркой в жизни. Эта актёрка — ваш главный враг. Она убивает в вас все лучшее. Вы начинаете говорить неправду, перестаёте быть доброй и умной, становитесь резкой, бестактной и на сцене, и в жизни». Вскоре она выйдет замуж за Максима Горького (на фото внизу она с мужем и сыном). После революции станет комиссаром театров Петрограда, будет работать чиновницей в берлинском торгпредстве, заведовать Домом учёных.
Финальное действие
Официальная версия того, что случилось 13 мая 1905 года в номере «Ройяль-отеля» в Каннах — самоубийство. «Короля русского ситца» Саввы Морозова не стало. Это известие на следующий день привело к обвалу финансовых рынков России и панике на европейских биржах. Обстоятельства его смерти оказались столь противоречивы, что император Николай II распорядился начать расследование по факту гибели Морозова и поручил его полковнику контрразведки С. Н. Свирскому.
Через четыре месяца Свирский направил Николаю II отчёт о расследовании. В числе прочего там значилось: «В настоящий момент на основе собранных данных мы не можем ни подтвердить, ни опровергнуть факта самоубийства Саввы Морозова. Протокол о самоубийстве Морозова был составлен французской криминальной полицией со слов лица, пожелавшего остаться неизвестным… фото трупа отсутствует, свидетельства о смерти тоже нет… Металлический гроб с неким телом был доставлен в Москву через Ревель на борту яхты «Ева Юханссон», приписанной к гельсингфорскому яхт-клубу троюродным братом Саввы купцом 3-й гильдии Нижегородской губернии Фомой Пантелеевичем Морозовым. При отпевании гроб не вскрывался и был закопан на Рогожском кладбище без вскрытия. По правилам русской православной церкви самоубийц принято хоронить за оградой кладбищ; в данном случае твёрдое правило было нарушено, значит, в гробу находилось тело кого угодно, но только не самоубийцы. По своему вероисповеданию Савва Морозов, как, впрочем, и весь клан Морозовых, был старообрядцем, а среди них самоубийство всегда считалось и считается по сей день самым страшным, а главное, непростительным грехом. Самоубийство влечёт за собой отречение от веры и церкви, от семьи и детей».
А вот рапорт градоначальника Москвы графа Павла Шувалова в Департамент полиции: «…по полученным мною из вполне достоверного источника сведениям Савва Морозов ещё до смерти своей находился в близких отношениях с Максимом Горьким, который эксплуатировал средства Морозова для революционных целей. Незадолго до выезда из Москвы Морозов рассорился с Горьким, и в Канн к нему приезжал один из московских революционеров, а также революционеры из Женевы, шантажирующие покойного. Меры для выяснения лица, выезжавшего из Москвы для посещения Морозова, приняты».
А Горький в своём очерке о Савве Морозове написал: «После смерти Саввы Морозова среди рабочих его фабрики возникла легенда: Савва не помер, вместо него похоронили другого, а он “отказался от богатства и тайно ходит по фабрикам, поучая рабочих уму-разуму”. Легенда эта жила долго, вплоть до революции…»
P. S. Монолог от первого лица
Из записки Саввы Морозова 1-му председателю Совета министров графу С. Ю. Витте (на снимке): «Действительно — отсутствие в стране прочного закона, опека бюрократии, распространённая на все области русской жизни… невежество народа, — всё это задерживает развитие хозяйственной жизни в стране и порождает в народе глухой протест против того, что его гнетёт и давит… Вследствие этого:
Во-первых. Установить равноправность всех и всякого перед прочным законом, сила и святость которого не могла бы быть никем и ничем поколеблена.
Во-вторых. Полная неприкосновенность личности и жилища должна быть обеспечена всем русским гражданам.
В-третьих. Необходима свобода слова и печати, так как лишь при этом условии возможны: выяснение рабочих нужд, улучшение быта и правильный успешный рост промышленности и народного благосостояния».