Есть на юге Азии страна под названием Индия. Седьмая по занимаемой площади на планете — примерно 3,3 млн квадратных километров. Вторая по численности населения; оценочно — миллиард с четвертью душ. Производящая разнообразную продукцию, от космических ракет до копий секстантов позапрошлого века. И вот Международный валютный фонд оценил валовый внутренний продукт Индии 2013 года в $1,87 трлн. А компания International Data Corporation оценила прошлогодний рынок решений в области Internet of Things в $1,9 трлн. Получается, что «интернет вещей», не имеющий территории, суверенитета, гимна и флага, дороже целой Индии!
Концепция валового внутреннего продукта была сформулирована перед Второй мировой эмигрантом из СССР Семёном Абрамовичем Кузнецом, ставшим позже лауреатом Нобелевской премии. Работал он тогда по заказу частной исследовательской организации National Bureau of Economic Research — одного из первых «мозговых танков», обслуживавших правительство Рузвельта и его «Новый курс», спасение капитализма путём привнесения госрегулирования. Концепция эта не лишена недостатков — как любое сведение к единому числу жизни гигантских организмов-государств.
Но за долгие десятилетия концепция ВНП стала привычной и общеупотребимой. Ею пользуются повсеместно, и даваемые ориентиры можно считать весьма и весьма полезными. Так что сравнение двух чисел, ВНП Индии и оценки объёма рынка решений рынка «интернета вещей», сообщает нам много интересного. Давайте попробуем разобраться — чего именно.
Итак, согласно свежим данным компании IDC, рынок «интернета вещей» (Internet of Things, IoT), о котором «Компьютерра» пишет давно и часто, постепенно становится весомым и вполне ощутимым куском глобальной экономики. Мировой рынок решений «интернета вещей» в 2013 году составил $1,9 трлн, а в 2020-м, по прогнозу, вырастет до $7,1 трлн. То есть все больше и больше в быту и в бизнесе становится подключённых к сети устройств, которые выполняют полезные функции, взаимодействуя между собой без участия человека.
И тенденция эта продолжится: аналитики IDC полагают, что в период с 2013 по 2020 год рынок решений для «интернета вещей» будет расти со среднегодовыми темпами (обзываемыми CAGR) в 17,5%. Это очень серьёзно: о таких приростах барышей компьютерная отрасль, объятая процессами падения сбыта традиционной продукции (от классических ПК, десктопов и ноутбуков до многофункциональных устройств), успела и позабыть…
Кстати, из этого прогноза следует один очень занятный вывод: при таком развитии объём рынка «интернета вещей» в 2014 году превысит — даже при самом оптимистическом сценарии, даваемом Минэкономразвития для нашей страны, — объем валового внутреннего продукта России. То есть незримая империя подключённых к Сети «умных» машин окажется более дорогостоящей, чем все, что производит восьмая (это место отечественному народному хозяйству дал в 2013 году Международный валютный фонд) экономика мира, принадлежащая самой большой по территории стране планеты. Как же так? Нет ли в этих оценках ошибки?
Может быть, это лишь ухищрения экономистов и финансистов? Старания повысить капитализацию отрасли, в лучшем случае извлечь барыши из роста акций, а в худшем — надуть ещё один биржевой пузырь, что регулярно распухают и лопаются со времён спекуляций тюльпанами и до недавнего краха доткомов? Ведь с одной стороны — человеческий труд изобильной молодёжью Индии (в стране Бхарат ничего подобного китайской политике «Одна семья — один ребёнок» не осуществлялось) и ресурсы гигантской России, а с другой — какие-то там контроллеры и процессоры, мелочь кремниевая, пусть и связанная в сеть…
Но ошибки, скорее всего, нет. Для того чтобы понять это, нужно взглянуть ещё на одну цифру из вышеуказанного отчёта. Цифру, показывающую рыночную долю решений «интернета вещей» в развитых странах планеты, том самом «первом мире». И доля эта составляет девяносто процентов! Девять десятых рынка Internet of Things приходится на поставки в богатые страны с высокими доходами и с высокой стоимостью жизни. А мир — мир анизотропен. (В очередной раз отошлём читателей к концепции «мира-экономики», сформулированной И. Валлерстейном.)
И анизотропия эта — которую проще всего сформулировать словами «деньги к деньгам» — порождает забавные эффекты. Читатели «со стажем» знают, как автор этих строк любит сравнивать месячную зарплату собиравшей модные смартфоны китаянки с Севера и дневной доход нью-йоркской сотрудницы котлетного заведения (просто запомнилось, что сборщица хайтека была счастлива, зарабатывая за месяц те же деньги, что, полученные за день, заставляли американскую труженицу общепита ощущать себя безысходной неудачницей).
Так вот: применение технологий «интернета вещей» даёт наиболее высокий эффект именно в первом мире. Вот, скажем, социальные сети, насыщенные ботами, которые собирают данные о пользователях и подсовывают им рекламу. Где они эффективнее? Да там, где есть платёжеспособная аудитория этих самых соцсетей. Где ребёнку дают на карманные расходы куда больше, чем тратит на все свои нужды семья в третьем мире. Где живут самые привлекательные потребители, которыми рекламщики с Мэдисон-авеню числят (по убывающей) лесбиянок, геев и навсегда оставшихся в детстве кидалтов…
Реклама для этой аудитории приносит максимальные барыши и самим торговцам, и тем рекламщикам, кто обслуживает их нужды. И поэтому-то именно здесь в первую очередь приживаются новинки сетевых технологий, такие как «интернет вещей». Здесь наибольший спрос на обработку «больших данных» и на развитую «бизнес-аналитику»: приятно же вычислить, что нужно покупателю и каким оптимальный потребитель является. (Кстати, если кто считает, что защита прав секс-меньшинств объясняется гуманизмом, достигшим в наше время невиданных высот, пусть вернётся на абзац вверх и перечтёт, кто наиболее платёжеспособен…)
Но это относится к богатому и избалованному рынку товаров и услуг. Дальше идёт рынок труда — где кадры тоже дороги и тоже избалованны. Поэтому-то заменить работника машиной, исключить его из процесса производства или логистической цепочки наиболее рентабельно именно в первом мире. А это делают как роботы, так и «бестелесный» «интернет вещей».
Метки на товарах, метки на поддонах и на контейнерах — они экономят живой и очень дорогой труд. Позволяют оставить белковых кассиров лишь на тех кассах, где можно расплатиться за пиво. Оптимизируют транспортные издержки, направляют по наиболее эффективным маршрутам и контейнеровозы на шоссе, и погрузчики на складе. А это — экономия и живого труда, и ресурсов, которые первый мир добывает нынче всякими экзотичными методами, в том числе и из возобновляемых источников.
И вот именно эти экономические процессы позволяют создать платёжеспособный спрос на «интернет вещей», именно они предоставляют ресурсы для очередного витка развития информационных технологий. Делая развитые богатые страны ещё более развитыми и ещё более богатыми, как это предсказывали классики марксизма, говоря о концентрации капитала… Вот о чём говорит нам сухой отчёт бизнес-аналитиков из IDC!